Я пришел в пивную не раньше восьми; поначалу места нигде не было, не говоря уже о верхних. В основном зале было обычное разношерстное собрание местных, говорящих громко и быстро. Иногда я про себя называл их «битниками», словом, которое вышло из употребления уже лет двадцать как. Наверное, потому, что люди, живущие на Кэмден, всегда казались мне реликтом прошлого. Ну не верю я в контркультуру девяностых, зная, что рано или поздно они вымоют волосы и поменяют побитый «фольксваген» на новенький «Форд Сьерра».

Я протиснулся к бару и ждал, пока один из австралийцев за стойкой меня увидит. Я небрежно помахал купюрами, надеясь привлечь внимание, и вздрогнул от крика за спиной.

– Эгей, ты! Чо ты туда подмешиваешь, а?

Обернувшись, я увидел, что стоящий позади меня мужик кричит на кого-то у бара, размахивая бутылкой пива. Рослый, с очень короткими волосами и большим кольцом в ухе, говоривший – вернее, ревевший – с обрывистым и грубым ньюкаслским акцентом.

Я поспешно сделал равнодушное лицо и обернулся к бару. Светловолосый бармен неуверенно улыбнулся мужчине с кольцом в ухе, не зная, воспринимать ли его вопрос всерьез. Мужик громогласно расхохотался, толкнул приятеля так, что тот расплескал пиво, и снова заорал.

– Подмешиваешь, приятель. Там какое-то зелье.

Я так понял, что мужик типа шутит насчет того, что слишком быстро напился, но ни я, ни бармен не были в этом уверены. А потом девушка-барменша меня увидела, и я озаботился тем, чтобы она удовлетворила мою потребность в «Будвайзере», правильно отсчитала сдачу, типа того. Заплатив, я двинулся в сторону от бара, осторожно обходя компанию во главе с крикливым мужиком, еще трех-четырех парней лет двадцати с небольшим. Они разговаривали очень громко, злобно ухмылялись, краснолицые, блестящие от пота в переполненной пивной.

Быстро оглядевшись, я понял, что сесть все еще некуда, и потихоньку пошел через толпу, чтобы встать у длинного стола в середине зала. Посреди пивной, в паре футов от возвышения, я занимал хорошую позицию, чтобы сразу заметить освободившееся место.

Спустя минут десять я начал раздумывать, не стоит ли просто пойти домой. У меня ни с кем не было назначено встречи, весь день я просидел дома за работой, просто под вечер вздумалось выйти на улицу. Я принес с собой книгу и надеялся сесть и почитать среди субботнего вечернего шума. «Дикобраз» – самое хорошее место для такого. Интересная публика, на которую стоит посмотреть, обстановка обычно приятная, а если тебе нравится подслушивать, то за вечер узнаешь об астрологии больше, чем мог бы себе даже представить.

Этот вечер был другим, другим потому, что здесь оказалась эта компания мужиков у бара. Судя по всему, они были не одиноки. Рядом с ними были еще две компании, три и пять человек, расположившиеся у длинного стола. Совершенно не те люди, каких обычно видишь в этой пивной, и от них изменилась вся атмосфера Для начала, все они кричали, почти одновременно, так что невозможно было поверить, что кто-то из них умеет нормально разговаривать. Если они все разом кричат, что это за разговор? Они не выглядели слишком уж пьяными, однако расслаблялись как-то жестко и напряженно. Более того, они выглядели опасными.

В наши дни много говорят о насилии по отношению к женщинам, так и должно быть. В моей книге всякий, кто подымет руку на женщину, считается нарушившим правила. Просто так не поступают. С другой стороны, любой, кому минуло двадцать или тридцать, прежде чем он получил по морде, относится к этому с легкостью (умный задним умом). Считается, что это плохо, но обычно я говорю так: старайся быть мужиком. Быть мужиком – в том числе значит много получать по морде, с самых ранних лет. Если ты девочка-подросток, то твои физические контакты обычно позитивны – объятия подруг и родителей. Парней-подростков никто не обнимает. Их часто бьют, и достаточно сильно.

Возьмем, к примеру, меня. Обычный пацан из среднего класса, выросший в благополучном пригороде и отданный в хорошую школу. Не то чтобы я рос в имении. Но мне досталась приличествующая порция ударов в драках на переменах, которые за секунду начинаются и за секунду кончаются. У меня небольшая вмятина на носу, например, от того что как-то вечером мне его сломали. Я шел из пивной с парой друзей, и трое парней позади просто решили, что они хотят нас отмутузить. Для них день бы не удался, если бы они с кем-то не подрались.

Мы пошли быстрее, но это не помогло. Они тоже пошли быстрее. Наконец я обернулся и попытался с ними поговорить. Дураком я был в том возрасте: сказал, что у нас был хороший день и мы не хотим никому проблем. Показал на женщину-полицейского на другой стороне улицы. Предложил, чтобы мы разошлись без неприятностей, которые никому не нужны. Учитывая, что я был достаточно пьян, думаю, говорил я красноречиво.

И ближайший из них же двинул. Очень сильно, прямо в нос, с левой. Внезапно потеряв веру в действенность логики и убеждения, я обернулся и увидел, что мои друзья уже метрах в пятидесяти от меня и бегут все быстрее.

Я снова повернулся к парням. Двое из них ухмылялись, их глаза поблескивали, а губы были плотно сжаты. Другой стоял поближе, переминаясь с ноги на ногу. Глаза его были пусты. Я попытался возобновить разговор, и он снова мне врезал. Я неуклюже попятился, шатаясь от боли, и он снова меня ударил, сильно и точно, прямо в скулу.

А, затем они ушли, безо всякой видимой причины. Я обернулся и увидел машину полиции на углу, но не думаю, что их направила женщина-полицейский. Она была метрах в восьмидесяти и стояла на месте. Двое моих друзей говорили с полисменом, высунувшимся в окно. Судя пр всему, никто ничего не собирался делать. Да и не надо было. Таково насилие, в самой его естественной и бессмысленной форме. Начинается и заканчивается, как смех или холодный сквозняк из-под двери.

Я медленно побежал вдоль дороги, друзья меня увидели, и на их лицах отразилось некоторое облегчение. Полисмен быстро глянул на меня, сунул руку на заднее сиденье и вытащил скатанную в рулон вату. Лишь тогда я понял, что нижняя часть моего лица и свитер залиты кровью.

Пару дней у меня было опухшее лицо, а нос с тех пор выглядит иначе, чем прежде. Хочу лишь сказать, что это мелочи. То будничное выражение лица, с которым полицейский дал мне вату, сказало об этом все. Ничего особенного. Если ты мужик, то с тобой такое случается. Вытри нос и живи дальше.

Именно поэтому мужчина, заходя в пивную, подсознательно быстро оценивает обстановку. Высматривает опасность и, если видит, выбирает, где лучше встать. То же самое – если начинается драка, то женщина может смотреть, затаив дыхание от возбуждения, или бесстрашно ринуться вперед и крикнуть всем, чтобы они перестали дурью маяться. Обе реакции вполне разумны, но большинство мужчин поступают иначе. Они стараются сделаться незаметными. Они знают, что в драке зрителей не бывает. Она может протянуть к тебе руки и схватить тебя. Без разницы, что ты не знаешь никого из дерущихся, что ты просто сидишь и тихо выпиваешь. Такое просто случается. Обычно для насилия над женщинами тоже есть причина Весьма нехорошая причина, не поймите меня неправильно, но она тоже есть.

Среди мужчин насилие – что-то вроде высшего пика воодушевления. Этому может не быть никакой причины, и именно поэтому следует быть очень, очень осторожным.

Сидящие и стоящие у бара в «Дикобразе» парни транслировали именно те сигналы, которые следует уметь улавливать. Что-то в выражении лиц, в беспокойных взглядах, заразном смехе – все говорило, что дело не к добру. Стоявший у бара все еще что-то бессвязно нес, ругая бармена, который все так же неуверенно улыбался в ответ. Другая компания приставала к двоим нервного вида девушкам, сидящим за столиком у бара. Одна из них была в облегающем свитере, и этого, по всей видимости, хватило, чтобы пробудить в мужиках гормоны. Тот, который к ним клеился, видимо, считал себя неотразимым. Он ошибался.

Спустя пару минут девушки собрали вещи и ушли, но я не стал садиться за их столик. Это может выглядеть трусостью или паранойей, но я все предвидел. У меня было полное право сесть туда, точно такое же, как у женщины есть право одеваться так, как она хочет, и не рассчитывать на нежелательное внимание. Права – чудная штука, окошко, через которое приятно смотреть на мир. Но, как только стекло разобьется, ты понимаешь, что их никогда и не было на самом деле.